ПЕТУХ-ТИГР
Александр Журбин (7 августа 1945) Петух-Лев/Вождь
Ирина Гинзбург-Журбина (1950) Тигр
Не все так просто оказалось и с Журбиным…
После долгого разговора с моим отцом он сел за пианино, которое папа давным-давно купил специально для меня. Когда Журбин начал играть и петь, мы просто онемели. Сколько жизни от него исходило, сколько яркости, энергии, таланта и страсти! С шумным натиском, ополчившись на клавиши, он наяривал как безумный и своим хриплым голосом перекрывал все регистры. Казалось, что он сам испытывает от этого невероятное наслаждение, и, глядя на него, я все больше убеждалась в том, что это именно тот человек, который мне нужен. «Вот от него я рожу», – думала я, не сомневаясь, что это будет именно сын, именно мальчик, похожий на Журбина.
На кухне, куда мы пошли пить чай, я, присматриваясь к Журбину, читала ему свои стихи и новые переводы. Журбин очень внимательно меня слушал, хотя и торопился на поезд – домой, в Ленинград.
О нем я тогда не имела ни малейшего представления. Человеком я была сугубо «литературным» – далеким от мира музыки и эстрады. Оказалось, Журбин – тоже большой любитель немецкой поэзии (не случайно же он обратился к немецким народным балладам) и литературы, что нас сразу объединило. Было ясно, что этот «ленинградский композитор» – не пустышка–эстрадник, не «лабух».
Мой папа, известный ерник, выйдя попрощаться с Журбиным, вдруг кивнул в мою сторону: «Саша, украдите у меня мое сокровище. Я отвернусь». На что Журбин вполне серьезно ответил: «Лев Владимирович, я глубоко женат». «Ну, это ничего, – успокоил его папа. – Брак любви не помеха…»
...Выйти замуж за Журбина становилось совсем невтерпеж, особенно когда он выпорхнул из-за кулис на поклоны. Ото-всюду посыпались букеты, зал бесновался и гудел.
«Да, только такой нужен мне муж, – думала я, – успешный, талантливый, яркий. Только такой мне пара». Но взять такого голыми руками было непросто. И я засучила рукава...\
... Известно, что браки совершаются на небесах. Может быть, так оно и есть. Но по воле небес вершиться им суждено на земле, в замкнутом пространстве соседства двух разных душ, двух разных тел, которые укрывает одно на двоих куцее брачное одеяло.
...Поначалу, когда горячо от любви, с пылу с жару страсти, в этом одеяле вообще нет нужды. Но постепенно спадает пелена очарованности, остужается страсть, и внезапно становится зябко. Вот тут-то ты и тянешься к этому одеялу, чтобы согреться. Но тот, кто только что был тебе так дорог, тоже продрог, и глядишь – уже целиком натянул это одеяло на себя, да еще укрылся им с головой, как будто так и надо. Но и ты не промах. Ты пробуешь лаской и таской, так и этак, и наконец отвоевываешь свое и тоже укрываешься с головой. Пусть он теперь знает! И он действительно знает – знает за собой свое мужское право и яростно перетягивает одеяло на свое «Я».
И так снова и снова. В любом браке, в любой семье. Особенно там, где два лидера, где два творческих человека…
*http://www.peoples.ru/love/zhurbin_ginzburg/
Если я написал красивую мелодию, я могу сказать, что посвятил ее Ире, но доказать это невозможно. Но мне в моей жизни, действительно, повезло, и практически вся моя музыка за последние тридцать три года, которые мы вместе, так или иначе посвящена моей жене Ире. Я не пишу: посвящается…. Но это так. У нас такой интересный тандем. Она профессиональный литератор, переводчик, поэтесса, сейчас выпустила две книги прозы. Слова – ее профессия. А моя профессия – музыка, звуки. Но мы уже так переплелись, как два дерева, что я выпустил много книг, а она стала петь. Музыку она не сочиняет, музыкального образования никакого, ноль, но она стала очень понимать в музыке. Она слышит: о, симфония Брамса! Ира, откуда ты знаешь? Я знаю. Это удивительное взаимное прорастание. Я пишу какие-то свои тексты, даю ей читать… Композитору на самом деле женщина мешает. В каком смысле? Когда человек сочиняет, никто не должен быть рядом, я какие-то звуки издаю и не хочу, чтобы их кто-то слышал, это сугубо интимный процесс. К счастью, у нас достаточно большая квартира. Я в этом ориентируюсь на моего любимого композитора Густава Малера. Малер говорил Альме, любимой жене, пока она от него не сбежала, но это было позже. А пока у них был страстный роман, и он ей говорил: Альма, понимаешь, мне очень важно, чтобы я знал, что ты здесь, но ты должна быть от меня примерно в восьмой комнате, чтобы если что, я мог добежать до тебя, я должен быть уверен, что ты там сидишь, в этой восьмой комнате, тогда я могу спокойно сочинять.
- Ты не зря изучал биографии великих музыкантов…- Это правда. Восьмая комната – условное понятие, это может быть и соседняя комната, или даже другой город. Но я знаю, что моя любимая там. При нынешних средствах связи я набрал ее на Скайпе, и ее лицо появляется на мониторе моего компьютера, где бы она ни находилась и где бы я ни находился. Во времена Малера Скайпа не было. А сейчас есть. И то, что у меня где-то в этой вселенной есть женщина…
*http://kp.ru/daily/24583.4/753121/